Спектакль “Близость”. Опыт для каждого из нас

Спектакль Тамары Труновой «Близость», поставленный по пьесе британского драматурга Патрика Марбера в театре драмы и комедии на левом берегу Днепра, можно назвать авторской редакцией поскольку он значительно отличается от исходного драматургического материала. Эта архетипически нагруженная история, которая на протяжении всего своего существования, вызывала массу споров в связи с, якобы открытым несублимированием желаний своих персонажей и их одноклеточным образом жизни, прошла активную систематизацию, начиная от тщательной работы с текстом (купирование матерных выражений и появление не существующих в литературном первоисточнике диалогов) до видения образов главных героев. Но данное «вмешательство» не внесло каких-либо семантических сдвигов и «Близость» по-прежнему осталась спорным, неудобным, душувыворачивающим откровением от своих создателей о чувствах, человеческих страстях, вере, правде, близости, притворстве, игре и боли…

Когда мы долго живем с людьми, то в нас поневоле укрепляется беспечное осознание того, что годы взаимного душевного и физического контакта, приблизили нас друг к другу до буквально кровного уровня, безраздельного владения партнером, о котором мы знаем так много, что и удивить нечем… Но если «каждый маньяк – это чей-то сосед», то какие насекомые живут своей жизнью в голове у тех, кто мирно сопит у нас под боком?… Являются ли их слова – отражением мысли и насколько правдива природа их действий?…

Дан, Алиса, Анна, Лари. Это любовный квартет, в котором каждый имел возможность для чистого исполнения, наития, фальши и потери голоса.  «Какие неприятные, развращенные и похотливые люди» –  подумали некоторые зрители (возможно, как раз те, которых так веселило происходящее на сцене). Ну как же так – на каком-то скудном квадратном метре произошло 4 измены и куда больше обмана и предательства. Казалось бы, хорошие и приятные люди, а так погрязли в собственной лжи – врут, раскаиваются, мучаются и снова врут… Неудобное зрелище, в котором легче спрятаться за возмущением аморальности чужого поведения.

Эта типично фрейдовская история напоминает о его же теории человека со знаком «-», суть которой заключалась в том, что для того, чтобы помочь  усовершенствоваться человеку, ему недостаточно рассказать о его светлых сторонах.  Важно опустить его на самое дно, показав, кем он является на самом деле…

Безусловно, Патрик Марбер не стал заходить так далеко, но его попытка явно работает в этом направлении, а Тамара Трунова еще больше заводит в тупик зрителя, предоставив ему (особенно это касается первого акта) возможность выбора – принимать слегка эксцентричную, гротескную форму выражения актеров или попытаться разобраться в ее природе. От того, некоторая часть зрителей в антракте, весело обсуждала забавное и странное поведение Анны (Леся Самаева) и Ларри (Сергея Детюк), а другая пыталась проанализировать появившийся неприятный осадок.

Признаться, я находилась на некотором раздорожье, где вместо камня-ориентира, указывающего на путь правильного выбора, просто стоял знак вопроса.

Объясню почему: ну во-первых, будучи хорошо знакома с пьесой, мне необходимо было время, чтобы понять характеры (и их взаимодополнение) главных героев. У Марбера это обычные люди, совершающие, на первый взгляд, не правильные поступки и единственной, кто выделяется на фоне остальных, является Алиса. У Тамары Труновой женские образы поменялись местами – самой последовательно и понятной (по форме) мне показалась Алиса в исполнении Анастасии Логвин, в то время как вулкан страстей, бушевавший в Анне-Самаевой (и по форме, и по исполнению ) порой трудно поддавался логическому  объяснению и эмоциональному восприятию. Когда Леся Самева выходила на сцену, возникало твердое ощущение, что эта история об одной женщине, которая своим сложным внутренним конфликтом, противоречивыми амплитудными чувствами, глубокими рефлексиями затягивает удавку для себя и тех, кто ее окружает, но никак не история «о них»… 

Я пыталась разгадать, понять, но оказалось, что ребус слишком запутан для одного «присеста». К сожалению, при всей моей огромной любви к Лесе, на мой взгляд, ей не удалось отыскать объединяющего эквивалента, который позволил бы расшифровать природу ее взрывоопасных состояний. Актриса, как всегда была выразительной, но периодически грань с гротеском была слишком тонкой.  

На фоне такой широкой амплитуды слишком умозрительной показалась мне работа Анастасии Логвин. В некоторых эпизодах (например, важная сцена в галлерее) ее монолог выглядел несколько техничным, что называется, по памяти переживших эмоций, а не прочувствованный «здесь и сейчас» (хотя, вполне вероятно, все дело в премьерном волнении совсем еще юной актрисы).

Зато мужские образы в спектакле театра на левом берегу Днепра, несомненно, стали открытием. Было невероятно интересно знакомиться с этими новыми, совершенно другими, но такими точными, достоверными и сложными Даном – Андреем Исаенко-милейшим и Лари – Сергей Детюком – великолепнейшим (уж простите мне мою несдержанную фамильярность). 

Андрей Исаенко предстал перед нами не романтичным бабником, каким его уже привыкли изображать, а человеком, случайно попавшим в водоворот этого сложного, зачастую разрушающего чувства, который в силу собственной слабости, неприспособленности и в чем-то инфантильности, поплыл по течению, запутавшись в присоединившимися на пути осознании собственной ничтожности, боли, ревности и эгоизме. Актер сделал это очень аккуратно, детально и трепетно, с большой любовью и пониманием своего персонажа. Каждое его появление было по хорошему наполнено деталями, придумками, которые делали его Дана ближе к зрителю, раскрывая его суть.

Совсем неожиданно было увидеть такого нелепого, незадачливого, нервозного Ларри. Его развитие в спектакле оказалось самым ярким и неожиданным. Абсолютно холодный, лишенный чувств доктор, в начале; нестабильный и совсем уж неумелый «альфа-самец» в середине, не лишенный страстей и демонов ближе к финалу, и циничный, расчетливый в самом конце – это все дерматолог Ларри, каким его филигранно сыграл актер Сергей Детюк, напомнивший мне о сценических работах Валерия Золотухина.

Но несмотря на сильные мужские работы, в сюжетном любовном четырехугольнике доминировали все же женщины, ибо именно они стали теми бабочками, по взмаху крыльев которых по закону Мерфи, в происходящее врывались перемены. Возможно, это умышленная режиссерская линия, а возможно снова проделки дедушки Фрейда, из глубины подсознания режиссера-женщины Тамары Труновой, но спектакль «Близость» укрепил во мне желание увидеть другие ее работы (до этого момента как-то не удавалось) поскольку он открыл мне интересную режиссуру, с видимым собственным почерком, взглядом и четким пониманием профессии. 

При возникших вопросах о необходимости нескольких сцен и дополнений (например, были  пластические этюды массовки или актерские «игры в игры» главных героев, которые  показались мне затянутыми и неоправданными – не стану вдаваться в детали, чтобы избежать спойлеров) спектакль безукоризнен по стилю, целостен и закончен в своем общем режиссерском решении,  некоторые идеи которого особенно радуют своей точностью и «полемичностью».

Невероятно крутые находки в сценах в стриптиз-клубе и лекции Ларри студентам-медикам. Эти девушки в одной туфле, символизирующие красоту и уродство в одном лице, намекающие на массовую штучность и клонированость образов, подмену чувств, этот двойной план доктора, педагога и мужчины… В таких эпизодах актеры массовых сцен являются просто каким-то своеобразным 3D-эффектом.

Современная очень разнообразная и многомерная, выполненная с прекрасным вкусом сценография Олега Лунева, точно оттененная или освещенная художником по свету Татьяной Кислицкой по ощущениям переводят театральную плоскость в плоскость кинематографическую. Но без совсем новой, отличающейся от других постановок, хореографии Антона Вахлиовского, прекрасно подобранной Александром Курием и аранжированной Иваном Завгородним музыки, этот эффект навряд ли удалось бы достигнуть в полном объеме.

Слукавлю, если не признаюсь, что ожидала увидеть в спектакле работы фотографа Олеси Моргунец-Исаенко, поскольку во-первых, в силу сюжетных причин, режиссеры часто вставляют фото-слайды в свои постановки (например, красиво и эффектно со звуком выстрела фотографировала Анна-Вика Исаенко Дана-Стычкина в постановке Владимира Агеева), а во-вторых, понимала маловероятность того, что присутствием Олеси, в хорошем смысле этого слова, не воспользуется Тамара Трунова. Но того, что я смогу абстрагировавшись от основного действия, побывать на реальной, интертекстуальной  выставке, честно говоря, не предполагала. Всматриваясь в лица людей на ее фотографиях, я переживала новые эмоции, словив себя на мысли, что хочу продлить момент перелистывания этих чб-портретов-судеб.

Анализируя собственные впечатления от спектакля, я, к своему же удивлению, обнаружила трансформацию своего к нему отношения. Постоянно мысленно возвращаясь к увиденному, я замечала дополнительные смыслы, разгадывая, всплывающие в подсознании символы. А когда, проснувшись в понедельник вспомнила приснившуюся мне русалку, подумала еще и о дядюшке Юнге с его проникновенным анализом сказки, как компонента нашего подсознания, и которому часто приходили во сне архетипичные образы, появившиеся там, как результат коллективного опыта человечества.

А по сути, чем еще является  «Близость», как не опытом, постижением себя, своей природы теми, кто присваивает ее себе на время, и теми, кто предпочитает наблюдать за подобными экспериментами в удобном театральном кресле?.. Очень хотелось бы, чтобы зритель воспринимал это и так тоже, забыв о ложном убеждении, что театр «обязан развлекать».

В финале пьесы Патрика Марбера остается лишь пустая сцена, без надежды, без попытки понять и простить. Тамара Трунова оставляет шанс своим героям и луч света, такой необходимый сегодня, для нас, добавляя еще один смысл, казалось бы, случайной надписи на стене о трех спасенных жизнях… 

Фото со спектакля Олеси Моргунец-Исаенко