Спасительный “Последний вагон”

Вероятно, то, что я напишу о «Последнем вагоне» не будет рецензией, потому как вчера, выпотрошив все мои эмоциональные внутренности, Алексей Бируля, Полина Вилкова, Андрей Скутельник, Егор Тищенко и Анна-Мария Громыко, вместе с креслом из под моих ног, вышибли и из меня не только критика, но и зрителя, сделав очевидцем и частью своих реальных историй. От услышанных исповедей, метало из состояния в состояние: то забывая дышать, то усилием воли, сдерживая собственный душевный вопль, который с каждой новой дозой откровений от этих ребят, все настойчивее пытался найти выход, я (очень хочется верить, что и они) очищалась жизнью…

«Последний вагон» – это социальный проект, где на Камерной сцене театра Франка, пожалуй, впервые за всю его историю, звучали не отрепетированные монологи, убедительно произнесенные актерами, а происходило личное, правдивое и болезненное душевыворачивание не персонажей, а людей, вены которых до сих пор загруженны той страшной информацией, которая вчера была открыта красиво-одетой, внешне благополучной, публике в зале.

И, наверное, вчера Театр выполнил свою самую большую миссию – потому как то, много раз вспоминаемое ранее «врачевание душ», звучало не на словах, а происходило в режиме он-лайн. Для этих, в прошлом наркозависимых, молодых людей, театр стал (как написано в программе): «инструментом постреабилитации». Они вцепились, срослись с ним, и эту связь Театра-Человека=Жизни 18 апреля 2015 года можно было потрогать пальцами – так плотно был загружен воздух желанием сделать сцену и этот обмен энергиями, своей главной и единственной зависимостью.

Актеры, а вчера Алексей, Андрей, Егор, Анна-Мария и Полина, были именно ими, не просто провели информативную лекцию, а сделав очень смелый и сильный шаг, еще раз пережили самые страшные моменты своей жизни, обнажив все «до», «во время» и «после» и помогли «раздеться» своим единомышленникам, сыграв не только свои, но и их истории. 

Но несмотря на всю социальную и личную анатомию «Последний вагон» – это правильный и гармоничный симбиоз документального и художественного спектакля. Режиссер-постановщик Тарас Жирко мастерски, без вычурности, пафоса и какого-либо педалирования оформил все эти жизненно-шершавые монологи в одно целостное произведение. Сложно не отметить, как работу с актерами, которые порой своими непосредственными срезками и оценками (как например, реплика Анна-Марии: «Вот зараза, просила же один» в серьезном месте) могли бы составить конкуренцию профессиональным исполнителям, так и его работу в целом.

При всем сценографическом, инструментарном и даже драматическом аскетизме, спектакль дышит символами и знаками. Давящая эмоциональная атмосфера, тяжесть психологического напряжения доведена до предела абсолютно тонкими, и какими-то, по-хорошему, незатейливыми приемами. Мандражирующий баскетбольный мяч, который в конце спектакля стал совершенно незначительным для его обладателя и сильно уменьшился в размере; лист бумаги, по которому, как по краю пропасти (читай по игле) ходят герои, который манит, с которым заигрывают, сражаются, над которым побеждают свою болезнь, но который все-таки остается лишь листиком, который может сорваться и полететь по направлению дующего ветра; или простые приспособления (бутылка, доска), трансформирующиеся то в гитару, гармошку, дорожку, колесо и тд. Все это активно помогало ребятам, которые верят каждому режиссерскому слову, а также сделало постановку, несмотря на присутствующее физическое ощущение тесноты и спертости воздуха, близкой и даже, простите, душевной. 

Это ощущение усиливается поскольку Тарас Жирко сделал все, чтобы подчеркнуть возраст той страшной трагедии, о которой он и его команда (а это, несомненно, командная работа) говорит. В один момент ты умиляешься каким-то трогательным и хрупким реакциям героев (они действительно еще очень молоды), когда они играют себя в детстве, а в следующую секунду – ужасаешься от того, каким оно для них стало, было…

Этот вирус, подцепленный в очень раннем возрасте, мутирует с нашей помощью, его косвенным, а иногда и прямым носителем является целое общество… и именно поэтому особенно больно и тяжело видеть детские портреты на одежде ребят в финале, которые напоминают нам о тех невинных ангелах, которых мы ежедневно теряем…

«Божечка, допоможи, не покідай!!! Я буду допомогать мамі» – говорит белорус Алексей Бируля  и очень скоро снова оказывается в тяжелом состоянии передоза…

«После реабилитации так хотелось к маме…!» – говорит Андрей Скутельник, добивший меня своими мощными монологами (Гамлет, и  о Спицыне), целует маму в щеку и бежит на улицу, где, как из шляпы фокусника появляется кролик, так незаметно оказывается в его руках бульбик…

Надрывная, нервная Полина Вилкова, которая рассуждает о домашнем сатанизме – прививании детям привычки к застольному «чоканью» и «глоточкам»…

Корни – всех историй – в детстве. Ребята, Тарас Жирков об этом очень громко нам напомнили! 

Мамы! Просто люди! Не вводите себя в заблуждение, думая, что «о таком вы устали смотреть и слушать по тв», этот спектакль очень важно видеть, он, как последний вопль умирающего, который пытается спасти ближнего…

Я на перроне Крещатика. Как оделась и дошла – не помню. Со мной такое было два-три раза в жизни. Не успеваю задавать и отвечать себе на вопросы…

– На сцене были не актеры, но я посмотрела настоящий спектакль! Они играли по несколько ролей, и меня не выбивали какие-то профессиональные неточности, провисания или детали, которые могли бы повлиять на мое впечатления в любой другой постановке. Я смотрела на то, как правдиво выкладываются эти люди, как отчаянно танцуют Анна-Мария и Егор Тищенко (очень хорошая работа Ольги Семешкиной! Пластические номера практически всегда становились кульминацией сцены и точно передавали внутреннее состояние героев) или как у Егора, после сценического переезда в Москву, как бы между прочим, появляется аккуратный московский говор и думала о том, как такой правды (ведь и себя достоверно сыграть не каждому дано, а здесь явно присутствует элемент актерства) удалось добиться от тех, кто не изучал годами систему Станиславского, сцен.пластику, сцен.речь и т.д… Так совпало, что все пятеро ребят оказались талантливыми и внутренне гибкими, или может именно это лицо будущего, нового театра? Без правил и ученических наборов начинающего актера..? (Полина, Андрей и Алексей! Ваша сценическая свобода поражает!)

–

Я бесконечно думаю о ребятах… О их силе воли. О их смелости.  О том, каково это для них – снова и снова проживать эти минуты? Может ли Театр исцелить их таким образом, в столь близкой сопричастности с материалом?…

И снова возвращаюсь к режиссеру. Мне кажется, именно тот, факт, что это был не чистой воды документальный театр ( не некое подобие читки), а художественно, образно обработанная форма, позволил героям «Последнего вагона» не только вскочить в него, но и посмотреть на себя со стороны, еще раз подойти к той черте, о которой страшно говорить, но важно осознать и запомнить, чтобы забыть навсегда, и с закрытием занавеса снять свой костюм и стать новым, «ресоциализационным» собой.

Вывод прост: нас всем необходимо запрыгнуть в этот «Последний вагон» – он способен спасти не только участников проекта, но и каждого, кто на один вечер станет его пассажиром…

Фото Валерии Ландар