Модильяни, западный фронт и Наталия Половинка. В поискаx истинного…
Последний день Porto-Franko-2018 выдался чрезвычайно дождливым, поэтому все гости фестиваля спасались на крытых площадках.
В течение всех дней во Дворце Потоцких можно было увидеть инсталляции участников фестиваля (Preview), а также видео-арт франковской команды IF.Film Comission, посвящённый эстетике 90-х. Вариативность и многообразие поисков современных художников и “медийщиков”, конечно, не могли не впечатлять. Пространство завода Промприлад было отдано выставке американца Брайана Фернандеса-Галлорана, на которой наблюдалось скопление народу ничуть не меньшее, чем во Дворце Потоцких в вечернее время.
Вообще, количество умных и заинтересованных глаз, разглядывающих скульптуры, видео, инсталляции самых разных жанров, направлений и качеств является, наверное, главным наркотиком, из-за которого люди приезжают на фестивали современного искусства, и в конкретном случае – во Франковск.
Я не спец в современном искусстве, и мало что понимаю в его идеях и терминологии, но стимул оставаться человеком собственного миропонимания мне кажется там основополагающим.
Хочется сказать о трёх украинских постановках, увиденных в театральной программе Porto-Franko.
Франковский драмтеатр был представлен спектаклями “На западном фронте без перемен” в постановке Алексея Гнатковского (кстати, актёра театра) и “Модильяни” режиссёра Ростислава Держипольского. Никогда ещё, пожалуй, текст Ремарка о Первой мировой войне не был столь драматически актуален в Украине. Выбор материала замечателен, и не менее замечательно было освоено пространство дворика Дворца Потоцких с белой каменной стеной, превращавшейся то в форпост, то в стену дома, то некий тыловой заслон, на который транслировались проекции, облегчавшие спектакль, придававшие ему правильную атмосферу и избавившие его от необходимости декораций. Ибо open air – всегда сам по себе идеальная декорация.
Сцены солдатской жизни, касаемые быта, романтических и дружественных отношений (то, без чего Ремарк как автор едва ли возможен) были сыграны правдиво и забавно, с большой долей импровизации, что всегда здорово наблюдать. Однако там, где дело касалось войны, градус пафоса начинал зашкаливать, и желание актёрских потрясений и страданий (в целом, бич украинской театральной школы) перекрывало понимание очень простой, невыпячиваемой на авансцену самого себя, настоящей мужественности.
Представление о бравых героях с бесстрашным криком на устах всё ещё очень сильно в нас, и очень отводит от правды, и это тем более печально, что сейчас с людьми, побывавшими на фронте, можно непосредственно общаться и наблюдать, как скрыт и негромок их военный опыт, сколько в этом боли и юмора вперемешку. И что на войне всё парадоксальнее и страшнее даже того, что улавливал сам Ремарк со своим милым наивным взглядом на всё.
“Попытка верности” пространству была сделана и в спектакле “Модильяни”: продолговатый зал декорационного цеха театра был трансформирован в сцену, а сцена – в палату для душевнобольных, где зритель имел возможность лежать все три часа на настоящей врачебной кровати-каталке. Кем кто себя чувствовал – таким же душевнобольным, или наблюдателем со стороны за пациентом Модильяни, – надо спрашивать отдельно, но уложены все были охотно в рядок, и это было настоящей находкой, которой некоторые чудесно воспользовались, начав мирно посапывать.
Вообще, размах и воплощение режиссёрских находок поистине впечатляли: актёры самоотверженно свисали со всех возможных палок и перил цеха, рисовали своими же телами, извалявшись в краске, выезжала ванная с живой водой и душем, оркестр исполнял живую музыку, находясь буквально в полуметре от зрителя, какой-то живой художник в углу постоянно что-то живое рисовал, а сам Олег Вергелис живо рассказывал о Модильяни, входя в поток с такой силой, что некоторые за ним просто не поспевали.
Всё было так насыщенно и энергично, что я в какой-то момент подумала, что мне не хватает живости это всё переваривать, и что я, например, не так всеядна и люблю, когда какие-то сцены играются просто и безоценочно (ну, это субъективное), чтобы можно было как-то успеть сопоставить со своим миром только что полученное впечатление или мысль. И что фигура Модильяни оставила у меня больше вопросов, чем их задал спектакль.
И ещё не совсем было понятно сочетание фонограммы и живой музыки, которое добавляло жирности этому и без того калорийному пирогу – но, повторюсь, умение осваивать пространство и обустраиваться в нём сейчас стало просто безукоризненным у актёров и режиссёров франковского Драмтеатра. Это, безусловно, крепкий и очень красивый коллектив, которому можно пожелать только всяческого успеха и развития.
Ну а львовский театр “Слово и Голос” Наталки Половинки – это, по-моему, самое подлинное и волшебное, что есть сейчас в украинском театре. Золотой фонд. Неразменная валюта. Украинский мелос, положенный на ритуал, – это безошибочная ставка, но фигура Половинки наполняет действо чем-то бОльшим, чем просто народная аутентика. Сама участвующая, поющая и поставившая “Сад божественних пісень” (свадебные обрядовые песни), она привносит туда высоту и чистоту, свойственную только людям, всю жизнь посвятившим божественному.
Ну, или не божественному, то по крайней мере, игре и творчеству в том понимании, в каком они могут быть служением, полным отходом от себя и посвящением своего дара (в данном случае – голоса) чему-то бОльшему, чем работа, репертуар, статус или профессионализм. По-моему, это прекрасный пример и достойная мотивация. Половинку нужно видеть, а ещё более – слышать. И приезжать во Львов или Франковск, чтобы не понаслышке знать, чем богат и замечателен театральный процесс, происходящий сегодня на западе Украины.
Останні коментарі