Аттракцион с раздвоением “Бёрдмена”

Актер Риган Томпсон (Майк Китон) перебирается из Голливуда в Нью-Йорк, чтобы воскресить самого себя на бродвейской сцене, доказав всем, что он больше, чем просто бывшая звезда популярной супер-геройской франшизы 90-х. Бёрдмен – это имя его человека-птицы и его второе «я», альтер-эго самого актера, разрушающее его сознание. 

А еще «Бёрдмен» – название фильма Алехандро Гонсалеса Иньярриту, в котором он, проводив нас в театр через черный ход, раскрывает нам его закулисье, не брезгуя обнажением не только спортивного зада великолепнейшего Эдварда Нортона, но и потайных уголков актерского сознания,  ковыряясь в его амбициях, страхах, сомнениях, гордыне и тщеславии. Противопоставляя кино театру и наоборот, режиссер поднимает риторические вопросы о фальши в искусстве, штампах, стереотипах, о славе и недооцененности, успехах и провалах, о поисках новых форм и актерской правды.

Актер Эдвард Нортон, сыгравший в каком-то смысле антагониста героя Питона сказал, что его персонаж Майк  во многом является  адептом самого Иньярриту (он даже носил пиджак и шарф режиссера во время съемок). Но если учесть, что его герою для того, чтобы убедить зрителя в том, что он спал с женщиной, нужно продемонстрировать результат своего возбужденного состояния, (шутка, однако, отличная) во всей ее реальной красе, возникает вопрос о какой натуральности рассуждает Гонсалес … (но это, впрочем, тоже шутка). 

А вообще, фильм Алехандро Гонсалеса Иньярриту, который впервые за всю свою историю решил снять что-то помимо тяжеловесных драм, не создавая лабиринт несчастий для своих героев и не доказывая теорию взмаха бабочки (в одном из интервью, посвященному «Вавилону», режиссер сказал, что абсолютно твердо уверен, что взмах бабочки в одном конце мира может повлечь за собой ураган в другом его конце (закон Мерфи)), заставил меня прочувствовать раздвоение героя Китона на себе. Эта комедия (что уже само по себе смешно, учитывая стиль и почерк Иньяритту), не являющаяся таковой, как по сути, так, собственно, и по содержанию, при всех ее острых шутках, видимых достоинствах и близкой по духу теме, оставила меня с холодным носом. Знаете, когда понимаешь, что круто, что это не может не понравиться, а не цепляет…

И если я не рассмотрела излишнего утопического мелодраматизма и напыщенности, за которые режиссера так ругали, в его последнем «Бьютифул» (да и вообще, надо признаться, как раз за его трагический надрыв и способностью укрупнять и утяжелять самые банальные вещи я и люблю этого мексиканского мастера), то в «Бердмене» на меня ну никак не подействовали именно те приемы, за которые его так горячо хвалят уважаемые критики.

По порядку:

1.Гениальная операторская работа Эммануэля Любецки! 

Ну да, он действительно более, чем крут! Об этом после прошлогодней «Гравитации» не узнал только ленивый. Но если в космических приключениях, визуализация была основной составляющей давления на зрителя и успеха картины, то здесь меня, по сути, не особо интересует сколько минут велась беспрерывная съемка и что фильм снят практически без склеек. Ясное дело, мастерство! Но утверждения будто именно единый план усиливает ощущение театральности картины, за счет того, что зритель на протяжении всего времени остается с актерами, наблюдая их длинные переходы от сцены к сцене, на меня не распространяются, поскольку за мое визуальное восприятие театра в этом кино, отвечает (помимо сценария и сильной актерской игры) прежде всего освещение, над которым, кстати, также поработал Любецки. 

К слову, в одном из интервью он рассказывал, что вместе с актерами по кадру двигалось 8 человек, державших и менявших различные световые приборы. При этом эффект достигался не за счет профессиональной техники, а с помощью различных вспомогательных средств-находок (настольных, неоновых ламп, ночников и.т.д.). Эммануэль даже шутит, что стороны все выглядело, как некая балетная постановка – поскольку осветители буквально выделывали пируэты вокруг актеров. Так вот, именно вот этот, то холодный (от синего до зеленого), то теплый, совсем шумный свет и создавал тот самый эффект присутствия закулисья с его спертым воздухом, театральной пылью, запахом деревянных полов, колосняков и старых занавесов.

А вышеупомянутые постоянные переходы по закоулкам знаменитого бродвейского храма искусства, стали блестящим решением обозначения смены дня и ночи, которые невозможно не отметить, но они наоборот переводили действие в кинематографическую плоскость –  ведь в театре этих подробностей мы как раз и не видим, так что это можно считать бонусом для любителей подглянуть : «а что же там», но не укрупнением театральности фильма.

Ну вот, на ваших глазах, собственно и произошло мое раздвоение личности, о котором я упоминала ранее – ибо утверждая, что на меня, как на зрителя, эти моменты не оказали должного воздействия, я все же восторженно восхищаюсь их наличием в картине и профессионализмом ее создателей.

Король саспенса Хичкок, о «Веревке» которого вспоминают за счет похожего операторского приема (хоть Иньярриту признался, что сравнения с этим, неудавшимся, по его мнению фильмом, ему не особо приятны, и что правильнее было бы вспомнить в этом контексте его любимый «Русский ковчег» Сокурова) говорил, что любит играть на нервах зрителя, как на клавишах рояля. Гонсалес же все действие простучал по моим нервам на барабанах. От этого, так полюбившегося многим саундтрека, у меня звенело в ушах и стучало в висках, но поскольку я подозреваю, что подобного эмоционального зрительского слияния с состоянием главного героя и добивался режиссер, то я снова стала жертвой умелого манипулирования, что опять-таки не прибавило мне особой радости, но поставило плюсик напротив мастерства режиссера. 

Так что пункт 2 в моем списке – музыкальное сопровождение (джазист-ударник Антонио Санчес) Уточню, что на музыку Чайковского, также звучащую в картине, мои претензии не распространяются.))

3. Бэкграунд самого Китона, сыгравший Бетмена в Бертоновском фильме так же вызывает у меня противоречивые чувства. И хоть сам исполнитель главной роли говорит, что его судьба не имеет ничего общего с актерской биографией его героя поскольку он успешно и много снимается, уровень картин в его послужном списке далек от тех возможностей, которые он продемонстрировал в «Бёрдмене». 

Ну и последнее.

Убеждать меня в том, что фильм поднимает не только проблему актера, ставшего заложником одной роли, изо всех сил старающегося доказать, что он не просто звезда, не зная, что в нашем мире эти доказательства нужны лишь единицам (и даже не критикам известных изданий), и который не подозревает, что для того, чтобы о его существовании узнали тысячи, достаточно просто пройтись в трусах по Тайм-сквер или отстрелить себе что-нибудь на глазах у честной публики, нет необходимости! (какие вопросы она затрагивает по моему мнению я написала в самом начале).

Но то что Иньярриту замахивается на глубинные проблемы человеческого сознания и какие-то принципы мироздания?… Нет уж, увольте, строить из себя интеллектуала-эстета не стану. Да, открытый финал, который так виртуозно оставил нам шутник Алехандро, добавляет интригу и пару слоев ко всему, что происходило и могло иметь место ранее, но… это тоже всего лишь философия. Но если вам так нравится – пожалуйста, мудрствуйте на здоровье. Поэтому 

4 пунктом моих озвученных личных качель в восприятии этого кино, является факт того, что крики вокруг мешают мне посмотреть просто хорошее кино, заставляя увидеть гениальное. И пусть я буду той злобной теткой из Нью-Йорк Таймс, но все это напоминает мне шумиху вокруг «Интерстеллара», который не похвалить с надрывом считалось просто моветоном…