Три выставки, ради которых стоит съездить в Лондон. Краткий обзор Анны Завальской.
Когда у меня наступает полное опустошение и я понимаю, что очень близка к эмоциональному выгоранию, необходимо нажать на кнопку «перезагрузка». Лучшего способа, чем сменить обстановку и уехать в любом направлении не существует. Главная цель такой поездки, – насытиться искусством, заполнить им все личные деструктивные зоны и получить тот бесценный увесистый багаж, с которым интересно и, как ни парадоксально это звучит, – легко двигаться дальше. Тем более, что с наступлением осени «культурный голод» становится практически неутолимым, его трудно игнорировать внутри себя. Лондон – город, который буквально пропитан творческой энергией, один из важнейших культурных и исторических центров в мировом значении и масштабе. Даже обычные прогулки по его улицам наполняют трепетом вдохновения, вводят в то комфортное состояние транса, в котором подсознание невольно тасует колоду кино-литературных образов, в разные эпохи и времена родившихся и укоренившихся в исключительных декорациях великого Города: от Памелы Трэверс, Шекспира, Оскара Уальда и Хичкока до Шерлока Холмса, Агента 007, Гарри Поттера и Робина Гуда.
Все фото в статье из личного арxива Анны Завальской Все фото в статье из личного арxива Анны Завальской
В приоритете были музеи с их постоянными и временными выставками: от ультрасовременных проектов до классических экспозиций старых мастеров. И, конечно, же Вест-Энд как метафора «фонарика, на свет которого слетаются тысячи мотыльков», являющийся эпицентром коммерческой концертно-театральной жизни Лондона, где ежедневно можно найти шоу, представление или мюзикл на любой вкус и запрос. В принципе, Лондон дает такой диапазон выбора в плане «зрелищ», что трудно определиться: опера и балет в Royal Opera House, просмотр фильма Harry Potter в сопровождении симфонического оркестра в стенах знаменитого Albert Hall, камерная постановка в пабе на 50 человек или моно-спектакль со звездой Джеймсом МакЭвоем.
В плане выставок мы получили великолепный бонус от моей подруги Анны Барон, в виде именной клубной карты во все музеи Лондона. Это дало возможность бесплатного доступа на все, что было душе угодно в Tate Modern , V&A Museum и в RA.
По горячим следам впечатлений, набросала краткий обзор о трех лучших, на мой взгляд, актуальных выставках must-see.
TIM WALKER – WONDERFUL THING (V&A Museum)
Одно из самых сильных моих впечатлений за несколько лет – нашумевший хит в V&A Museum – выставка знаменитого фэшн-фоторафа Тима Уолкера, работы которого гарантированно попадались вам на глаза прежде и отложились в подсознании, даже если вы не следили за его творчеством. Этот невероятный проект, подготовка к которому длилась около четырех лет – своеобразный итог 25-ти летней карьеры Уолкера. Но фокус в том, что фотограф не ограничился ретроспективой, а создал прецедент: 10 уникальных артефактов из постоянной экспозиции музея V&A легли в основу абсолютно новых его работ, – это визуализированный личный диалог с местом, где Уолкер всегда искал вдохновение и творческую подпитку. Именно поэтому, более точным определением будет не “выставка”, а «site-specific» проект, – поскольку его существование в полной мере проявляет свою суть лишь в стенах конкретного музея, где все построено на взаимосвязи всех вещей и деталей в нем.
Поразительно точно работает специфическое театральное решение пространства, в котором саунд-дизайн (звуки и музыка) словно выполняют роль нити Ариадны, – ее физически ощущаешь кончиками пальцев и завороженно следуешь наощупь вплоть до самой последней двери. Работа со светом, оптические иллюзии, трюки с пропорциями и масштабами декораций создают мощную атмосферу каждого уголка и стенда. Это провоцирует на самые смелые и тайные фантазии, обнажает личные рефлексии под чутким руководством то ли режиссера, то ли мистического проводника, который раскрывается зрителю не только через свои фотографии, но и в письмах-посланиях, поясняющих взаимосвязь своей эмоциональной реакции на вдохновивший объект и объяснение его интерпретации. Каждая его работа оказывается признанием в любви избранному объекту: будь то витраж ХVI века, акварельные изображения индуистских богов, картины Фрэнсиса Бэкона, чернильная графика Обри Бердслея, парик Вивьен Ли для одной из ее ролей в кино, старинный гобелен или табакерка XVIII века…
Как говорит в одном из интервью Уолкер: «Фотограф не может не думать о своей смертности и скоротечности времени, потому что его задача — «замораживать» момент. С каждым нажатием кнопки затвора вы испытываете чувства истинной красоты, ужаса, смерти, темноты и света, которые только что остались в прошлом. На серию Box of Delights меня вдохновила вышитая шкатулка XVII века с миниатюрным сказочным садом внутри. Шкатулку сделала неизвестная девушка, трудясь при свечах задолго до изобретения электричества. Ее давно нет, но созданная вещь до сих пор хранит память. Для меня этот объект олицетворяет быстротечность времени и красоты.»
Мне вдруг показалось, что всю выставку Тима можно сравнить с такой шкатулкой, внутри которой заключены необъятные вселенные и миры, где оживают сны и фантазии, а в ее потайных ящичках можно спрятать все свои секреты и драгоценности… Шкатулка как метафора или символ сохранения ценностей из прошлого. В хаосе ее содержимого вдруг образовывается то личное интимное пространство, где можно спрятаться от всех и остановить время. Такая идея превращает Wonderful Things в настоящее интеллектуальное, эклектичное и захватывающее иммерсивное действо.
То, с какой энергией и силой эта «шкатулка» воздействует на зрителя-участника, создавая эффект путешествия по сказочному лабиринту, несмотря на то, что сет-дизайнер Шона Хит приняла решение “не возводить стены и не разделять пространство”, – делает ее тонким и точным механизмом, превращающую сказку в явь…
Фишка в том, что в руках Уолкера ярлык «Fashion» оказывается лишь яркой приманкой, наживкой, на которую каждый клюнет, неизбежно попавшись на крючок его фантазийной интеллектуальной изобретательности. Вы не сможете оторваться от ролика с бекстейдж-сьемками, потому что то, как работает Уолкер со своими моделями (многие секреты он перенял у своего великого учителя Аведона, которому ассистировал) – это совершенная магия! О чем говорить, если Кейт Мосс, прежде чем приступить к съемке, несколько раз перечитывает, например, готическую сказку, чтобы войти в кадр с точным пониманием образа своей героини… Вот почему это больше, чем просто Fashion. Это не про наряд или его отдельный элемент, – это о самой сути того, кто его надевает.
Вы делаете первый шаг на выставку и словно ныряете на головокружительную глубину многослойных, многомерных, гротескных и сюрреалистичных, ироничных и романтизированных образов и сюжетов фотографа. Вы пройдете выставку на одном дыхании, начиная со “стены муз” Уолкера с портретами и перевоплощениями мировых звезд в первом зале и заканчивая самым последним , где Тим в качестве реверанса и профессиональной солидарности размещает старинную фотографию с автопортретом фотографа Charles Thurston Thompson (он был первым фотографом, который сотрудничал с музеем, запечатлевая сотни сокровищ коллекции V&A) в венецианском зеркале 1700 года. Здесь Уолкер оставляет собственное изящное послесловие:
«любой конец — это начало чего-то нового, и это новое может случиться прямо здесь и сейчас».
И когда ты покидаешь выставку, словно побывав в шкуре Алисы из страны Чудес, – внутри рождается одновременно и удивительная гармония и светлая печаль, что, не успев и опомниться, тебе пришлось вернуться в контрастную реальность. Но именно эти слова Уолкера становятся той заботливой рукой, поддержку и тепло которой ты будешь ощущать всегда, когда мир вокруг покажется невыносимым и мрачным.. Ведь в нем, если присмотреться, столько Wonderful Things!
P.S. В сувенирном магазине я не удержалась и купила маленький значок с изображением иллюстрации Обри Бердслея, которую он создал для произведения сэра Томаса Мэлори «Смерть короля Артура», – для девятой главы шестой книги в издании 1909 года … эти шедевры, исполненные чернилами, принесли художнику невероятную славу, а его уникальный художественный язык мгновенно стал узнаваемым. Эта маленькая и незаметная вещица теперь будет моим постоянным напоминанием о том, что великая красота всегда заключена в деталях!
ANTONY GORMLEY (RA)
Выставка одного из самых интересных скульпторов и архитекторов современности была одним из важнейших поводов побывать в Лондоне! Как пишут в анонсах: «Скульптор-монументалист известен широкой публике благодаря своей работе «Ангел Севера» (вы наверняка видели эту огромную рыжую фигуру с раскинувшимися, как у самолета, крыльями, если бывали в Гейтсхеде на северо-востоке Англии). Хотя остряки и прозвали скульптуру «Гейтсхедским эксгибиционистом» (The Gateshead Flasher) за характерную позу, эта работа остается одной из самых интересных по задумке и исполнению».
Но у меня первое знакомство с Гормли состоялось в 2007 году в Киеве, в рамках выставки Reflection в PinchukArtCentre, где была представлена его работа Blind Light – “необычное архитектурное сооружение из стекла, металла и пара, которое превращает посетителей выставки в актеров». «Blind Light» – это удивительный опыт буквальной потери себя в густом влажном тумане. Ты чувствуешь себя героем романа «Слепота» Жозе Сарамаго… все тонет, исчезает и нивелируется внутри этого арт-объекта, а тот, кто вошел внутрь, – становится частью исследования природы человеческих метаморфоз. Спустя столько лет воспоминания об этом опыте внезапно вплелись в строки моего стихотворения-состояния, зарифмованного с Гормли:
«Нырнуть под подол туманов,
Купаясь в молочной мути…
Идти по воде кругами,
Не прикоснувшись к сути…
И мы в инсталляции Гормли,
Где не разглядеть силуэты,
Я спрячу души изломы
В объятьях слепого света…»
Сейчас же мастер «собрал» по-настоящему амбициозную выставку за последние десять лет своего творчества, сооружая многотонные инсталляции из металла прямо в зале Академии. Его работы всегда меня завораживали, разбирали на молекулы, мощно воздействовали на сознание и подсознание внезапной игрой пропорций, масштабов, неожиданных ракурсов и оптических обманов, в центре которых чаще всего оказывается человеческое тело. Но это тело у Гормли лишается своей физиологичности, деформируется, распадаясь в пространстве или сливаясь с ним, произрастая из него вновь… тело само становится той мистической зоной, местом или вместилищем опыта, памяти, философии, эмоций и воображения, расширяющихся как вселенная. Это очень круто, просто завораживает.
Лучшее собрание работ Гормли начинается крошечной скульптуркой Iron Baby прямо в огромном дворе перед входом в Royal Academy, – голое беззащитное тело новорожденного младенца в позе эмбриона, лежащее прямо на земле под вашими ногами… кстати, это маленькая точная копия дочери скульптора, которой исполнилось шесть дней с момента рождения. И это правда производит эффект взорвавшейся бомбы. Один взгляд на эту работу запускает неизбежный процесс ваших внутренних трансформаций, инстинктов: и родительских, и самосохранения. Первым импульсом и порывом становится желание взять на руки, прижать к себе… Я лично видела, как взрослый мужчина снял с себя плащ и, присев рядом, укрыл им фигурку…
А внутри музея можно не спеша рассматривать избранные ранние и редко экспонируемые работы 70-80-ых, зарисовки и эскизы в карманных скетчбуках, рисунки и все его главные хиты. Гормли искусно играет и жонглирует вашими ощущениями рядом, внутри и под тяжеловесными конструкциями из стальной сетки, мрачными массивными лабиринтами, застывшими «рисунками в воздухе» из проволоки. Вы словно вступаете со всем этим в прямой тактильно-визуальный контакт и становитесь уже не посетителем выставки, а ее частью…
Гормли вписывает вас в свое пространство и вы буквально оказываетесь его продолжением, завершением и объектом. Художник заставляет испытывать то клаустрофобию и гравитацию, то головокружение, тахикардию или страх, то погружает вас в свою картину… Честно, без воздействия каких-либо наркотических веществ, вы в какой-то момент словно «ныряете» в узкий темный коридор и оказываетесь внутри конструкции-пространства «архитектурной пещеры», где фактуры, игра света и теней создают полную иллюзию параллельной реальности…
А после всего этого шторма наступает вдруг полный дзен перед инсталляцией Host , где пустая белая комната с потолком типичным для галереи 19 века и с массивной дверной аркой отражается в мутной воде (странная смесь какой-то эмульсии или клея и морской воды) , заполняющей пол… От этого статичного зрелища, которое никогда не бывает одинаковым из-за дневного света, проникающего внутрь, невозможно оторваться, – это сродни медитации и полному очищению.
Нost – как «образ разрушения – разрушительного наводнения? Или потенциального творения? Инсталляция воплощает необработанные условия, в которых может зародится жизнь, и является, своего рода «супом материи, пространства и времени»… Катарсис неизбежен и неотвратим.
NAM JUNE PAIK (Tate Modern)
Очень специфическая, но вполне концептуальная выставка американо-корейского художника, который известен как основатель видео-арта в 60-ых, предлагает вам оказаться среди винтажных телевизоров, заполняющих экзотические сады или среди композиций с фигурками и изображениями Будды. Здесь и видео-проекции, и двигающиеся изображения и тени, роботы и странные, как будто бы собранные вручную мальчиком-подростком механизмы и устройства, и инсталляция, которая заполняет комнату целиком и рифмуется с Сикстинской капеллой….
Именно Пайк стал героем новой выставки в Tate Modern. Более двухсот его работ говорят о том, кто «предвосхитил будущее коммуникаций в эпоху интернета». Например, одна из его первых работ на выставке запомнилась мне названием TV Buddah – это наглядная метафора контраста и параллели между технологиями и духовностью … Будда одновременно и наблюдатель, и наблюдаемое изображение, объект. Как и все мы в эпоху современных технологий… Это созвучно и понятно.
Пайк исследовал наш опыт зависимости от масс-медиа. Вообще, центральные рефлексии художника связаны именно с телевидением, в своих инсталляциях или видео-артах он помещает ключевые, веховые моменты в истории телевидения. Например, первый теле-мост (Нью-Йорк и Париж). Но также в работах Пайка, как у музыкального историка по образованию, есть много экспериментов с музыкой, со звуком и его природой, с музыкальными инструментами. Например, его необычайная и смелая коллаборация с американской виолончелисткой Шарлоттой Мурман, продлившейся около 30 лет. Или его дружба с Йозефом Бойсом и Джоном Кейджем, о которой он говорит, как об одной из величайших удач своей жизни.
Племянник Пайка – Кен Хакута называл своего дядю «безумным» и небезосновательно отмечал, что тот повлиял «не просто на целые поколения художников, но на всю популярную культуру», а также предвидел глобализацию всего, от искусства и торговли до путешествий».
Несмотря на то, что лично для меня выставка не стала откровением, на ментальном уровне оставшись непереваренной, считаю ее интересным зрительским опыт с эффектом «назад в будущее». Было любопытно перенестись в тот контекст времени, когда творил художник: – в аналоговую эпоху, сегодня уже полностью канувшую в лету. Для меня, как для смягченного представителя поколения «бумеров» многое было ностальгическим и понятным, а вот для типичного представителя поколения «зумеров» настоящим диковинным артефактом окажется обычная betacam. Во всех его работах я рассмотрела какой-то наив, жажду изобретать с детской непосредственностью, энергией и азартом. И это мне кажется ценнее, чем математически и стратегически выверенные формулы продуманных месседжей обществу и миру посредством современного искусства, которыми грешат соседствующие по выставке художники, как, например, Олафур Элиассон. Такую выставку можно назвать большим социальным проектом, где есть мастерство и техника, но нет дыхания самого искусства.
Останні коментарі